Название: Соседи
Фэндом: Таня Гроттер
Автор: Dreamy aka Anastas
Пейринг: НМП/ЛС, ТГ/ВВ
Рейтинг: PG
Размер: мини
Жанр: General, Romance
Тип: джен
Дисклеймер: персонажи Емцу
Предупреждение: AU
Статус: закончен
Размещение: не указано

Скелеты в шкафах всегда обнаруживаются неожиданно. Для того, чтобы изменить всё и одновременно ничего, достаточно сущей мелочи - например, чтобы рядом с вами поселилась молодая семья.

Комнату мягко освещали последние лучи солнца. Они скользили по блестящему паркету, по лакированной крышке фортепиано и по матовой поверхности письменного стола, не добираясь до большого кожаного дивана и зеркального шкафа-купе. Из открытого окна неуловимо пахло летом и совершенно неповторимым духом отпуска.
Работать это не помогало.
— Лен, принесёшь мне чашку кофе? — я помассировал виски. И зачем я только согласился на дополнительную работу? Неужели из-за денег?
— Ага, подожди минутку! — донеслось из соседней комнаты. Я практически увидел, как она сидит, уткнувшись в книгу, и, не в силах оторваться от неё, не глядя, опускает ноги на пол, явно уговаривая себя расстаться с чтением в пользу приготовления кофе мужу. Эта картина была так реалистична, так в её стиле, что я почувствовал непреодолимое желание оказаться рядом с ней, обнять — и целовать до исступления.
Я встал, торопливо опустил крышку фортепиано, и почти бегом пересёк коридор, разделявший нас. Она меня не услышала — и продолжала читать.

Обожаю-обожаю-обожаю… Я готов боготворить то сонное утро, столкнувшее нас в одном из скверов. Тогда она шла и отсутствующе смотрела перед собой, а я как раз размышлял о новой сонате известного американского композитора. Ни я, ни Лена не предполагали, что в пять часов утра в этом сквере может кто-то быть, и тем сильнее удивились, когда наткнулись друг на друга.
Меня как будто пронзило током. Я смотрел в эти небесно-синие глаза и не мог отвести взгляд. Обычно я не знакомлюсь с девушками на улице, но в тот раз я, не раздумывая, выпалил:
— Меня зовут Саня, а тебя?
Так и началось наше общение...

— Раз уж мне не дадут кофе, то отдайте хотя бы мою жену! — обнимаю её как можно крепче. Лена, смеясь, выпускает книгу и отвечает на ласку...

На следующее утро я твёрдо для себя решил: хватит маяться бездельем, пора закончить заказ. Но когда я прикоснулся к клавишам, то вновь почувствовал раздражение. Какая, по-вашему, должна быть мелодия в рекламном ролике хлебозавода?!
— Ты когда-нибудь домучаешь уже своё великое и вечное? — спросила, заглядывая в комнату, Лена.
— Не сыпь мне соль на раны! — недовольно буркнул в ответ я. Жена только улыбнулась.
— А по новостям передают, что этот твой конкурент из Америки переезжает в Москву в поисках вдохновения.
— Ты об Эдварде Хэлле?! — недоумённо хлопаю глазами.
— Ага, именно.
История с Эдвардом была пренеприятная, и её не скрасило то, что именно благодаря Хэллу (в какой-то степени, конечно) мы с Леной познакомились: именно о нём я думал тогда в пять часов утра в сквере. И я, и Эдвард публиковались на одном и том же сайте, и у обоих были очень высокие рейтинги. По правилам сайта в списке TOP 3 composers должно фигурировать ровно три композитора, но на всех конкурсах у нас с Хэллом примерно одинаковые баллы, поэтому оба постоянно претендуем на третье место.
Если честно, я иногда побаиваюсь, что администрация сайта, устав от наших разборок, в один прекрасный день выгонит обоих.
— Постарайся побыстрее закончить работу, нам нужно сходить в магазин и купить много продуктов. Я сама не унесу.
— Конечно. — Пальцы вновь ложатся на клавиши...

Возвращаясь из магазина, мы обнаружили, что дверь в квартиру напротив открыта. Очень долго эта квартира по непонятным причинам пустовала, и вот теперь внутри кто-то был.
— Зайдём? — спросила жена. Ох уж мне это женское любопытство...
— Сейчас, пакеты дома поставим и зайдём, — согласился я, поворачиваясь так, чтобы ей было легче достать из кармана моей куртки ключи — мои руки были слишком заняты.
Машинально отметив, что Лена провозилась с открыванием двери дольше обычного, что у неё подрагивают руки и что она почему-то побледнела, аккуратно пристроил тяжёлые сумки у стены.
— Ну, теперь пойдём? — нетерпеливо спросила она.
— Почему ты волнуешься? Это просто наши будущие соседи, — с каждым мгновением во мне поднималось ощущение, будто я пропустил что-то важное.
— Да, да, конечно, — она невнимательно теребила звенящий брелок на ключах. — Идём? — она буквально вытолкала меня за дверь и принялась закрывать квартиру.
— Давай лучше я, — пришлось сказать мне, когда стало ясно, что она действительно нервничает и не может справиться с замком. — И пообещай мне, что всё расскажешь.
Лена только рассеянно кивнула.

Врываться в чужую квартиру мне показалось неприличным, поэтому я вежливо нажал на кнопку звонка. Так как никаких звуков он не издал, то пришлось ещё и постучать.
— Иду! — донёсся чей-то довольно молодой голос.
Лена напоминала подобравшуюся перед прыжком кошку. Её взгляд судорожно скользил по усыпанной строительным мусором прихожей. На завалявшееся среди камешков, побелки, осколков плитки и стекла большое ярко-оранжевое перо она посмотрела так, как будто оно могло внезапно превратиться в ядовитую змею.
Определённо, что-то в её поведении нечисто.
Шаги раздались совсем рядом с нами, и из темноты в конце коридора выступил молодой парень лет двадцати. Его внешность была совсем обычна: пожалуй, он не из тех, на ком останавливается взгляд в толпе; стоило отдельно отметить ярко-васильковые глаза и мягкое, ещё немного по-детски округлое лицо. В целом он производил приятное впечатление, особенно взглядом — порывистым и искренним.
— Да? — начал говорить он, но тут его взгляд упал на Лену, стоящую чуть левее и сзади от меня. И здесь на его лице отобразилось такое удивление, что я окончательно признал: ничего не понимаю. — Све... — выпалил было он, но, видимо, вспомнил обо мне и торопливо закончил явно не теми словами, которые собирался сказать сначала: — Свет включить?
— Если не затруднит, — на автомате ответил я.
— Мы ваши соседи, живём в квартире напротив, — Лена уже справилась с волнением и говорила живо и уверенно. — Это мой муж, Саня, он композитор, — она всегда это говорит, представляя меня другим людям. Обычно мне льстит её гордость, но сегодня это вызвало лишь глухое раздражение. — А я — просто Лена.
— Очень приятно, — парень тоже пришёл в себя, — я Ваня.
— А вы один живёте? — удивилась Лена.
— Нет, просто моя... — он слегка запнулся, — невеста прилетит с минуты на минуту.
— Так почему же вы её не встретите в аэропорте? — спросил я.
Ванька сначала посмотрел на меня, как на идиота, потом пробормотал себе что-то под нос (мне показалось, что он обозвал меня лопухом) и неловко произнёс:
— Она сама прекрасно доберётся. Хотите чаю?
Я хотел было ответить “нет” и распрощаться со всеми странностями, но жена любезно улыбнулась и сказала:
— Приходите к нам сегодня в шесть вечера, ведь ваша невеста уже придёт к тому времени, верно? Просто поболтаем за чашкой чая или кофе и познакомимся поближе. Не хочу вас стеснять, у вас же ремонт...
— Да-да, — Ваня был явно не против выставить нас за дверь, — думаю, мы обязательно придём.
— До вечера, — Лена бросила прощальный взгляд на перо и, взяв меня за руку, вывела из квартиры.

— Ну и что это было? — недовольно спросил я. — Что он хотел сказать этим “све...”?
— Он думал назвать меня по фамилии, — небрежно отмахнулась Лена.
— Твоя девичья фамилия Снегирь, разве не так? — меня не так-то просто сбить с толку.
— Милый, — жена устало посмотрела на меня. — Я обещаю, честно, обещаю, что когда-нибудь всё расскажу. Просто...
— Понял-понял, недалёкого Саню можно заставить замолчать одним твоим словом, это мы проходили тысячу раз, — уязвлённо буркнул я. — Послушай, Лен, я тебе слишком доверяю, чтобы решить, что это какой-то твой бывший любовник. Но от этой мысли меня отделяет всё меньше. Что ещё я могу предположить?
— О, ты же отлично знаешь, что Ваня не в моём вкусе, — искренне рассмеялась она. — И, по логике вещей, я должна была бы не стремиться к этим людям, а наоборот — избегать с ними встреч.
Я замолчал, но новые соседи не выходили у меня из головы весь оставшийся день.

К шести вечера Лена сделала уборку и сбегала в ближайшую булочную за печеньем, конфетами и тортиком, а я почти дописал Рекламный Гимн Хлебозавода. Мне осталось докрутить последние аккорды, поэкспериментировать с темпом — наверное, в moderato это будет звучать презентабельнее, чем в vivace, — и придумать, чем заменить одно режущее слух созвучие.
Точно, никогда больше не возьмусь писать на заказ. Ради полуминутного ролика почти две недели работы! Скажи кому — не поверят.
Ровно в шесть раздался звонок в дверь, и жена, торопливо сбросив фартук, поспешила открывать. Я нехотя поплёлся в прихожую. Эта идея с гостями мне не очень нравилась — если бы вечер был свободным, завтра утром я мог бы пойти в офис и сдать мелодию на звукозапись. А так я весь завтрашний день провожусь с выбором темпа и с этим дурацким аккордом и только послезавтра, в последний день срока, отдам работу.
— Я Таня, — донеслось из коридора, и мне пришлось поспешить.
Девушка была тех же лет, что и Ваня — от восемнадцати до двадцати. У неё были длинные вьющиеся рыжие волосы, ярко-зелёные глаза под пушистыми (и, конечно, чуть рыжеватыми) ресницами, красивая линия носа и чёткий контур губ. В её лице было что-то безумно притягательное, такое, что хотелось возвращаться взглядом и смотреть на него из раза в раз.
Ванька, заметив, что я разглядываю его невесту, чуть прижал её к себе и глянул самым свирепым взором, на который только был способен.
Они определённо станут отличной парой. Судя по лукавому и чуть ностальгическому вздоху Лены, она сейчас вспоминала аналогичное начало отношений и у нас.
Мне стало обидно. Как будто спустя два года после свадьбы я стал к ней относиться холоднее.
— С Ваней мы уже знакомы, с вами — нет. Саня, — я протянул ей руку.
— Таня. Очень приятно, — её глаза чуть посветлели, когда я подчёркнуто по-дружески пожал ей руку.
Действительно, отличная пара.

— Тебе, наверное, трудно было найти квартиру? — спросил я спустя часа два. С Ваней мы были уже на “ты”, и если бы он не смотрел на меня как на неопознанный летающий объект, я бы даже признал его почти приятелем.
— Нет... В школе-интернате, где мы с Таней учились, директор помогает найти жильё, если некуда идти. Просто школа выкупила в России лет пятьдесят назад квартиры, теперь вот там расселяют выпускников.
— И как закончили учёбу? — спрашиваю чисто для поддержания разговора.
— Неплохо, — лаконично ответил он и попытался сменить тему: — Где там наши дамы?
Дамы обнаружились на балконе, за каким-то, видимо, секретным разговором: когда мы вошли, они поспешно замолчали. Затем Лена сказала:
— В каком-то смысле ты была права. Жизнь не закончилась. Я больше не виню тебя. Наверное, это судьба — вот так встретиться снова... — жена посмотрела вниз, с высоты восьмого этажа. У меня защемило сердце. Что-то было не так. Что-то было очень не так.
— Тебе, наверное, не хватает прежнего мира? — как-то виновато спросила Таня.
— Наверное, — она опять замолчала, и я, словно чего-то боясь (хотя, почему «чего-то»? Этот безжизненный взгляд на землю действительно пугал), порывисто обнял её. От всего мира тебя спрячу, только не смотри так больше.

— Саня, милый, какой же ты хороший, как я тебя люблю, — расплакалась жена у меня на плече, только закрыв дверь за странными соседями. — Ты даже не знаешь...
— А узнаю когда-нибудь? — риторически спросил я.
— Да, — уверенно ответила Лена. На этот раз я поверил.

В четыре часа утра меня разбудили звуки фортепиано откуда-то сверху. Недоумённо протерев глаза и окончательно проснувшись, я напряг слух. Первое впечатление не лгало: музыка лилась с девятого этажа, из квартиры, в которой жила легкомысленная особа лет двадцати пяти. Никаких музыкальных инструментов, кроме музцентра и радио, я за этой девушкой не замечал, и уж тем более не было у неё фортепиано. Представить Алёну, играющую на “пианине” (так она всегда презрительно называла предмет моей гордости, стоящий, между прочим, шесть тысяч долларов — “пианина”, подумать только!), моё воображение напрочь отказалось. Получалось, что играл кто-то другой.
Я вслушался. Кажется, я где-то слышал эти мотивы — вроде бы это одна из не очень известных композиций Шуберта, но чётко слышалась и более современная обработка... Между тем, стало ясно, что играл мастер. Ученики консерваторий не могут проигрывать такие пассажи, да и в пальцах большинство из них запуталось бы окончательно и бесповоротно.
Впрочем, и у этого виртуоза были пробелы — здесь стоило бы сделать акцент, а конец этой фразы он вообще проглотил... Создавалось впечатление, будто он только действует по инструкциям в нотах, не чувствуя гармонии.
Я слушал музыку до половины шестого, затем постепенно уснул, укрывшись одеялом так плотно, как только мог, чтобы не следить за течением мелодии.

— Сегодня ночью кто-то играл на пианино, не ты? — спросила Таня, встретив меня в одиннадцать часов утра на лестничной клетке. В руках у неё был мешок с очередной порцией строительного мусора, а у меня — папка с нотами, которые я таки доработал и собирался отнести на запись.
— Нет, это кто-то на девятом этаже, — отвечал я. — Признаться, мне и самому интересно, кто это был. Тебе помочь?
— Ой, нет, но спасибо! — Она погрустнела. — Этот мешок, конечно, не тяжёлый, но мне иногда кажется, что Ваня и сам бы мог его отнести, — интересно, зачем она мне это говорит?
— Просто оказывать внимание тоже нужно учиться, — пожал плечами я. — Поживёте вместе — привыкнет, никуда не денется. Зато он очень внимателен в мелочах. Меня Лена долго корила за то, что я готов на любые подвиги, но ничто не способно заставить меня добровольно передать солонку.
Девушка очень мило улыбнулась, и я, посчитав начало дня удачным, поспешил в офис.

— Вы уже видели Эдварда? — неожиданно обратилась ко мне секретарша в приёмной.
— Какого Эд... а, Хэлла? Нет, конечно, а почему я должен был его увидеть?
— Ну как же, по всем каналам трубят, что он встречается с русской девушкой, которая по странному совпадению судьбы живёт в том же доме, где и его главный конкурент — Егоров!
— Н... — кажется, я понял, кто играл на девятом этаже в четыре часа утра. — Нет, ещё не видел.
Секретарша, обожающая всякие скандалы и конфликты, разочарованно вздохнула.

Вернувшись домой, я обнаружил полную тишину и одинокую записку на столе: «Я пойду, прогуляюсь. Обязательно поешь супа, когда придёшь. Нас пригласили на завтра в девять вечера праздновать новоселье Тани и Ваньки, постарайся придумать подарок — мне в голову ничего не идёт. Люблю, целую, Лена».
Ещё и подарок придумать... Я задумчиво посмотрел на свежий суп на печке. Ностальгически вспомнил те времена, когда Лена ещё не умела готовить ничего, кроме яичницы. Моя мама тогда ещё была жива, и всё так укоризненно на меня смотрела — мол, что-то нехозяйственную ты жену себе выбрал, сынок! И никак не могла успокоиться, пока Лена не предъявила ей вполне приличный вкусный обед. После кормёжки мама признала право жены на жизнь и принялась подкидывать кулинарные секретики.
Может, подарить соседям что-нибудь вроде набора посуды? Или раздобыть у знакомых по дешёвке микроволновку? А вдруг не я один такой умный, зачем людям, скажем, две СВЧ-печи?
На этом месте своих размышлений я принял решение поговорить с Таней или Ваней, и начал наконец обедать. Тем временем из квартиры сверху снова начали доноситься звуки фортепиано.
“Вы уже видели Эдварда?”.
Не видел. И видеть не хочу.

Я никогда не подслушивал чужих разговоров — слишком строго меня воспитывали, но на следующий день мне пришлось подслушивать целых три раза.
Сначала, придя в офис, чтобы прослушать получившуюся звукозапись и утвердить её или отправить на правку, я услышал спор между командой медиа-студии.
— А я вам говорю, что эта работа никуда не годится!
— По-моему, отличная мелодия, ты просто бесишься, что эту твою фигню в ролик не взяли.
— Не по сюжету!
— И что мне нужно сделать, чтобы убедить тебя, что Егоров сделал всё правильно?
— Вот тут неразборчиво написано.
— Это A-moll, значит, в басах идёт ля-минор. Не притворяйся.
— Короче, я иду к главреду и показываю ему это убожество. Надеюсь, хоть он не настолько сошёл с ума по Егорову, чтобы утвердить мелодию.
— Чем тебе так не угодил Егоров? — примирительно сказал кто-то третий.
— Не твоё дело, — огрызнулся тот, кто доказывал, что мелодия не подходит. Дверь распахнулась, и оттуда вылетел Влад Стопайкин, которого я считал своим добрым приятелем: Влад вроде бы искренне восхищался моим талантом, хвалил новые произведения... пару раз мы даже ходили в ближайшее кафе попить кофе и поговорить об искусстве. Заметив меня, Стопайкин будто налетел на невидимую стену, остановился, резко побледнел, начал что-то мямлить. Затем, когда я его одарил презрительным взглядом, пулей проскочил мимо меня в сторону кабинета главреда.
— Егоров, какими судьбами! — притворно-радостно раскинул объятия ещё один мой знакомый из команды. Судя по наклеенным улыбкам всех остальных, никому не было приятно, что я услышал откровения Влада. — Ты извини, утверждать пока нечего, у нас тут была небольшая проблемка...

Во второй раз проявить “шпионские” способности мне удалось, когда я звонил в дверь квартиры Ваньки. Вообще-то я хотел поговорить о подарке, правда, я ещё пока не придумал, как на это вырулить в разговоре.
Таня как раз открыла, когда с верхней площадки донёсся голос:
— You can’t just imagine elevation of my talant! Al’ona, this Russian foolish Jegorov will be left holding the bag! He is ordinary and I am a genius! As for me, I began playing piano when I was six, and the price of my first tool was as high as the price of that he is playing now! — он много ещё чего говорил, но в моём сознании его слова расплывались, превращаясь в какие-то неузнаваемые звукосочетания.
Соседка внимательно посмотрела на меня и втащила в квартиру. Голос Эдварда оказался отрезан дверью.
— Как он может так говорить? — у меня тряслись руки. — Как он, он, он, родившись в своих обеспеченных Штатах, может так говорить?
Вид у Тани стал немножко испуганным, но сейчас мне было всё равно.
— Ведь настоящие таланты рождаются как раз за пианино, которому уже лет восемьдесят, у которого сорваны несколько струн, разваливаются клавиши, которое нет денег настроить! Из таких... — это слово я почти выплюнул: — благополучных никогда не выйдет настоящего гения, который живёт и дышит музыкой! Талант познаётся только в трудностях, только жестокой работой, а не... — воздух в лёгких закончился.
— То есть, чтобы быть счастливым, нужно пережить что-то серьёзное? — взгляд Тани остановился на мне как на учителе. — Не получится быть талантливым, если не выплескиваешь в творчестве пережитую боль?
— Нет, гораздо шире. Просто… нужен опыт. Нужно жить, любить, верить, переживать, — а потом однажды просыпаешься мудрым человеком, — я постепенно успокаивался.
— Что-то в этом есть, — признала она, затем робко продолжила: — Можете в качестве подарка на новоселье сыграть нам что-нибудь?
— Я бы с удовольствием, но у вас нет фортепиано.
— О, инструмент раздобудем — это не проблема; главное — ваше согласие.
— Договорились. Сегодня в девять?
— Да.
И мы распрощались, чувствуя, что нашли ещё одного человека, способного понять.

Вечеринка казалась на редкость уютной. Не знаю, как Ваньке и Тане удалось в такой рекордно короткий срок сделать ремонт, но стены, потолок и пол были полностью готовы к эксплуатации, разве что ещё едва уловимо пахли клеем и краской. На кухне наш набор посуды пришёлся как нельзя кстати; остальные гости тоже принесли всякие бытовые мелочи. Лопоухий парень Ягун вместе с женой Катей подарили расшитую в славянских традициях скатерть (Ваня почему-то покосился на меня и постарался незаметно убрать её подальше), ярко накрашенная девица, представившаяся Гробыней (Таня, правда, шепнула мне, что на самом деле Гробыню зовут Аней), презентовала шторы. Толстенькая и капризная, но всё равно обаятельная, Пипа вручила золотую статуэтку. Её муж, Гена, скромно протянул настенные часы, пожелал счастья в семейной жизни и больше за весь вечер не произнёс ни слова.
На Лену они реагировали как-то странно, как будто опасаясь; я списывал это на то, что они — сложившаяся компания, а мы — просто соседи. Фортепиано Таня действительно раздобыла, и вполне неплохое, даже настроенное. Моё выступление прошло на “ура”, — слушатели попались действительно благодарные. Для таких исполнителю приятно играть ещё и ещё. Когда закончился коньяк, Гробыня-Аня потребовала научить её играть «Мурку», а Пипа принялась ей подпевать. Дуэт получился потрясающий.
Потом Катя, Ягун, Лена, Ванька и Гена пошли на балкон, а я вместе с Таней остался любоваться Гробыней и Пипой.
— Прибыла в Одессу банда из Ростова-а-а... — жутким басом пела Пипа. Не попадая по нотам, ей подыгрывала Гробыня.
Таня уже прекратила вытирать слёзы от смеха. Теперь она просто не могла разогнуться от душившего её веселья.
Краем глаза я заметил, что компания на балконе имеет слишком серьёзные лица, вдобавок, в центре стояла моя жена; я понял, что слишком хочу понять все эти загадки, чтобы не отступиться от своего правила не подслушивать.
Стараясь, чтобы мои перемещения были не слишком заметны, я передвинул кресло от фортепиано к балкону. Теперь мне стал слышен разговор.
— Я так и не узнала, что тогда произошло, — с обидой сказала Катя.
— Лучше не сейчас и не здесь, — Ваня явно нервничал.
— Ягун, я была о тебе лучшего мнения, — укоризненно произнесла Лена. — Почему ты не рассказал?
— Вспомнила бы об этом, когда умалчиваешь о магии своему лопухоиду, — сердито огрызнулся тот.
— Я знаю, что я делаю. Я боюсь потерять доверие Сани, — в голосе Лены появились отчуждённые нотки. Последние слова были почти заглушены басом Пипы:
— Мы зашли в шикарный рестора-а-ан! Там сидела Мурка, в маленькой конурке, и где-то там торчал нага-а-ан!
Лена продолжала говорить:
— ...когда Глеб освободился от Локона, он был полностью тёмным и полностью некромагом. Последнее его доверие к жизни было растоптано тем, что Таня собственноручно и осознанно связала судьбу Бейбарсова с Зализиной, — жена вздохнула. — Никто его не навещал?
— В Дубодаме закрыты посещения, тебе ли не знать, — ответил Ягун.
— Ну и Чумиха с ним... А на могилу Шурасика кто-нибудь ходит?
Все виновато помотали головой.
— Ладно, не дёргайся, Ягун. Я полностью простила — и Тане, и Глебу... И уже нашла своё счастье.
— Саня? — одновременно спросили несколько голосов.
— Наверное, это судьба... когда до меня дошло, что Саня и Шурасик — это одно и то же имя, мне стало нехорошо. Честно. А так я не скучаю даже по магии. Научилась всё делать руками... — Лена закрыла лицо. — Я думаю сегодня вечером всё ему рассказать: и про Тибидохс, и про ту историю. Перед выходом покажете ему что-нибудь магическое? — устало попросила она.
— Конечно, Лен. И, если что... — Ванька ободряюще дотронулся до её плеча, — обращайся к нам.
Вопли Пипы внезапно куда-то отдалились от меня. Меня посетило странное чувство — будто после сегодняшнего разговора с женой вся моя прежняя жизнь будет разрушена.
— Таня... — тихо позвал я её.
— Что?
— Извини, у меня голова что-то разболелась. Я домой пойду, хорошо?
— Конечно, — она сочувствующе на меня посмотрела. — Попробуйте заснуть, я попрошу, чтобы тут не очень шумели.
— Ага, спасибо, — я уже на полном автомате распрощался, пересёк лестничную площадку и зашёл в квартиру. Включил свет. Голова действительно раскалывалась.

Я прошёл в дальнюю комнату, которая пока была гостиной, а в будущем — когда-нибудь — станет детской. Сел на широкий подоконник, закрыл глаза и вслушался в музыку вечернего города. Шаги, смех, шелест листьев на деревьях, звуки дороги, шёпот ветра, ещё красноватое после заката небо... в эту мелодию ворвался щелчок замка двери в квартиру.
Лена меня не звала — она чувствовала, где я есть.
— Ну что ты, как маленький... — прошептала она, обнимая меня. — Обиделся на что-то?
— Нет, — хрипло ответил я, сам не узнавая своего голоса.
— Вот и здорово... хочешь, сказку расскажу?
— Давай... — ощущение, что с каждой секундой прежний мир необратимо рассыпается на кусочки, не отпускало ни на секунду; оно росло во мне всё больше и больше.
— Жили-были трое детей. Обычных. Они жили в одном дворе и знали друг друга в лицо. Старший, Глеб, считал, что взрослые никогда не врут и всегда правы. Вторая девочка любила учиться и знала, что взрослые очень умные. Её звали Лена. Третья — Жанна — обожала танцевать и любила, чтобы взрослые её хвалили. Но однажды этих троих одна плохая старуха забрала к себе в избушку на Алтай. Там было всё не так, как в знакомом дворе. По ночам в округе стоял дикий вой, в деревушке в двух километрах от избушки о старухе шла плохая молва. Она учила их быть жестокими, убивать людей и дружить с нежитью. Сначала детям было страшно, потом им понравилось ощущение власти, а потом опять стало жутко — когда они поняли, в кого превращаются. Теперь уже в деревеньке и о них говорили пониженным голосом, полным страха. Некромаги.
По ночам они гуляли на кладбищах, днём читали заговоры и делали амулеты на кровь. Они не горели в огне, могли дышать под водой, останавливали любую опасность. Расплата была одна: они в каком-то смысле и не жили.
Одному Глебу старуха делала какие-то скидки. Была у этой старухи мания — строить козни своим врагам. Одной из врагов считалась девочка по имени Таня. И вот понаблюдает старуха за Таней в котёл, отходит — и делает вид, будто не замечает, что Глеб тоже смотрит. И очень она довольна была, что у мальчика одно только и было в голове, что вновь приникнуть к котлу — всё себе на будущее просчитывала.
А некромаг остался единственным, кто действительно не сошёл с ума в этой избушке. И он оказался единственным, кто был способен доверять. Даже неважно, что единственными, кому Глеб привык изливать душу, были Таня, которую он в реальности никогда не видел, и бумага для рисунков. А девочки уже накрепко усвоили: от чужих жди беды. Так вот, когда старуха умерла, дети легко отбились от людей из деревни, которые хотели поживиться добром в избушке, и от всех, кто их талант к себе хотел прибрать.
И потом приехала женщина, предложившая поехать в школу под названием Тибидохс. Трое некромагов посовещались и решили попробовать стать хотя бы относительно нормальными людьми. В Тибидохсе Глеб встретил Таню, которую знал через старуху. Но она его оттолкнула: у Тани уже был парень. Некромаг не понимал, как он может оказаться не у дел, настаивал, пытался привязать её к себе... А она в ответ на всё это взяла и соединила судьбу Глеба с одной такой местной истеричкой. Вроде приворота, если ты понимаешь, о чём я. Разумеется, от приворота Глеб отделался, но уже потеряв способность верить людям.
Нет ничего страшнее человека, которому сломали розовые очки. Когда он Таню убивал, то кричал: “От счастья своего отказалась? Теперь получай мою любовь, сполна, за всё хорошее! Не нравится? Какая есть!”...
— И что было потом? Его остановили? — тихо спросил я.
— Да, успели остановить, к счастью... в Дубодам — это тюрьма такая для особо опасных — отправили. Жанна из-за этого тоже с ума сошла, пропала без вести, у Лены случился сильный выброс магии... парень, который всегда находился рядом с ней, попросту и не думал как-то защищаться... в общем, Лена полностью потеряла магию.
— А как этого парня звали?
— Шурасик, — дёрнула плечом жена. — Такая вот грустная история...

Я обернулся. Лена была похожа на взъерошенного воробья — уставшая, напряжённо ожидающая моей реакции, она теребила рукав моей футболки.

Ну уж нет. Так просто мир не рушится.
— История, которая ушла в прошлое, — твёрдо закончил я.

За окном играла едва слышная мелодия почти ночного города: скрип качелей, плач ребёнка, шаги прохожих, шуршание листьев, свист ветра... мне всё равно, что было в твоём прошлом, любимая. Я никуда не денусь и всегда буду рядом.